"МЫ ДРАЛИСЬ С АМЕРИКАНСКИМ ДЕСАНТНОМ"
"Солдат удачи" (российское издание), №1, 2003 г.
Тридцать лет назад, в декабре 1972 г., для того, чтобы заставить руководство Северного Вьетнама занять более уступчивую позицию на мирных переговорах в Париже, около 200 бомбардировщиков В-52 двенадцать дней подряд бомбили крупнейшие города ДРВ Ханой и Хайфон, сбросив на них 70 тысяч тонн бомб. Эта операция называлась «Linbacker 2». Ей предшествовала «Linbacker 1», проведённая в мае-июне того же года.
Десятки американских самолётов были сбиты ПВО ДРВ. Сейчас известно то, что многие годы скрывалось: у пультов управления ракетными установками и радарами сидели советские военнослужащие. Далеко не все эпизоды той войны стали достоянием гласности. О прямом столкновении советских и американских военнослужащих рассказывает Александр Тынянов, проходивший службу в составе воинской части, которая охраняла позиции ракетчиков.
Алесандр Тынянов
Во Вьетнаме я оказался, можно сказать, случайно. В армию меня взяли сразу после медучилища, попал в «учебку». Учился на радиооператора, работал и ключом, и на датчике, скорость приличная у меня была. По выпуску дали две лычки и оставили командиром отделения.
Дело к весне шло, почти год отслужили, и вдруг меня в строевую часть вызывают и предписание в руки дают: явиться в штаб, кабинет такой-то. За столом полковник и капитан, оба в кителях с голубыми петлицами. Я доложил, как положено, они предложили присесть, попросили биографию рассказать. А мен особо-то и рассказывать нечего: родился… учился… не имею, не был, владею со словарём и так далее в том же духе. Полковник слушал внимательно, не перебивая, а потом прямо в лоб: «Командование и комсомольская организация части рекомендуют вас, Александр Георгиевич, в загранкомандировку в братскую страну, которая отражает империалистическую агрессию. Наша помощь там очень нужна. Как, согласны? Может, вам нужно время подумать? Говорите, не стесняйтесь». «А что здесь думать, - говорю, - если надо, так надо. Согласен.»
Потом перевели в другую часть. Началась суетная жизнь: инструктаж у одного начальника, беседа у другого, комиссии разные, анкеты. Но скоро кутерьма эта закончилась. Переодели в «гражданку» - одинаковые такие костюмчики, кроме того, выдали панаму и шорты и самолётом отправили на Дальний Восток. Через пару дней – ещё один перелёт, и оказались мы в столице ДРВ Ханое. Затем до своей «точки» ещё несколько часов тряслись на машинах.
Воздушные налёты авиации США на Северный Вьетнам официально были прекращены гада за четыре до того, как я туда попал. Но в действительности они продолжались, хотя и нерегулярно: украдкой, с разных направлений, в расчёте на внезапность. Наша ракетная часть стояла километрах в ста к северу от Ханоя, но относительно ровном куске тамошней горно-лесисто-болотной местности. Нам повезло, мы прибыли на всё готовенькое, а вот мужики, которые там базу разворачивали с самого начала, они пОтом и и кровью полили позиции.
О том, как им жилось, живо напоминала «Ленкомната», больше похожая на комнату боевой славы. Вся была завалена обломками сбитых самолётов. Мне больше всего запомнился трофей из НАЗа сбитого американского лётчика. На большом куске материи был отпечатан текст на нескольких языках, в том числе и на русском, на китайском, примерно такого содержания: «Я – гражданин Соединённых Штатов Америки. Во имя гуманности прошу вас сообщить о моём местонахождении в ближайшее правительственное американское учреждение. Ваше человеколюбие будет вознаграждено». Текст сопровождался картинками, видимо для тех, кто не мог бы прочесть эту ахинею на родном языке по причине неграмотности. На первой был изображён американский лётчик с грустным лицом, на следующей – он в окружении крестьян в широкополых шляпах. Затем лётчик и крестьяне у дома, на котором полощется американский флаг. Наконец, на последней картинке улыбающиеся крестьяне сжимают в руках пачки денег.
Не знаю, удалось ли хоть одному америкосу при помощи этой бредятины спасти свою жизнь. Замполит нам рассказывал, что местные крестьяне, особенно в начале войны, не очень-то жаловали сбитых лётчиков. Если рядом не были никого из местного начальства, то на месте приземления их зачастую ждала смерть. Или от пуль (всё население носило оружие), или просто забивали мотыгами. Американских лётчиков там ненавидели, и они заслужили эту ненависть.
Меня распределили в роту охраны. Хотя и я, и другие ребята вполне могли работать в составе боевых расчётов. Но не довелось. Неделя в карауле, неделя отдыха – и так по кругу. Нас, правда, ещё местные крестьяне прикрывали. Они патрулировали окрестности и по ночам на дорогах засады устраивали, но всё-таки больше на себя надеялись. Был и план обороны позиций, ведь на Юге шли ожесточённые бои. Нас регулярно пичкали вводными: то нападение на пост, то диверсионная группа пытается прорваться, то ещё что-нибудь. Короче, расслабляться не давали.
В том году (1972) сильнейшие налёты были в начале лета, потом затихло, самолёты появлялись изредка. А вот вторая половина вспоминается мне настоящим кошмаром. Налёты на столицу продолжались почти две недели, с утра до вечера, ночью, каждый день. Вьетнамская столица находилась в низине, и лётчики старались разбомбить речные дамбы и водохранилища вокруг города, чтобы затопить его.
Наши ракетчики буквально валились с ног от усталости, едва успевали пополнять боекомплект и обслуживать технику. А америкосы всё пёрли и пёрли. Их самолёты подкрадывались с севера: ловкий приём, вряд ли кто будет ждать налёта с той стороны. Но тот, кто выбирал позиции для наших ракетных батарей, тоже был не лыком шит и учёл такую возможность. Кроме того, была чётко отработана тактика засад. Выгоняли ночью машины с пусковыми установками куда-нибудь подальше в джунгли, маскировали технику ветками. Чтобы раньше времени не обнаружили, аппаратуру на излучение не включали, а разведку и постановщиков помех пропускали беспрепятственно. А когда появлялась основная группа бомбардировщиков, аппаратуру мгновенно врубали, снимали данные о целях и… в «яблочко». Пускали несколько ракет, и мигом на новое место, чтобы не попасть под удар. Так и кочевали по горам, как тачанки Будённого. В общем, были мы американцам как кость в горле. Но и нам доставалось, потери от бомбёжек были.
Новый 1973 г. встретили по-домашнему, с Дедом Морозом и Снегурочкой. Политотдел постарался, хотя какой это праздник – без русского мороза и снега, когда в липкой ночи комары пищат.
Прошло ещё три месяца. Ротный объявил перед строем, что скоро прибывает замена и 22 апреля мы уезжаем в столицу, в тот же день самолётом летим в Союз. После этого мы засобирались, хотя солдату и собирать-то особо нечего. Фотографии кое-какие, нехитрые гостинцы домой: веер, ракушки, дюралевый портсигар, сделанный местными жителями из обломков сбитого американского самолёта. Ходим, считаем дни. Осталось десять дней, три, два, один. Вечером накануне отъезда нам ужин прощальный устроили, почти вся часть собралась, письма передают – всё быстрей дойдут, чем через посольство.
Командир выступил, поблагодарил за службу. После него замполит речь двинул, да такую, что чуть до слёз не дошло: «бдительные защитники неба вьетнамской столицы», «с честью выполнили интернациональный долг»», ну и дальше в том же духе. Мы сидим, слушаем, а сами никак поверить не можем, что завтра – уже ДОМОЙ! В ту ночь, последнюю в далёкой азиатской стране, долго не мог заснуть. Только задремал – и вдруг ревун: боевая тревога!
Продираю глаза: ну, блин, подарочек по случаю дня рождения дедушки Ленина. Ребята попрыгали с кроватей, шустро одеваются, не скупясь на комментарии по поводу наглого супостата. Начистились, нагладились, и вот тебе. Лёгкий, постепенно переходящий в рёв гул, потом хлопок – отбойные газы многотонным бичом хлестнули по плитам. Первая пошла. Опять гул: стартует очередная. Пусковые отработали, спешим на помощь ракетчикам. Взаимодействие по линии «охрана-расчёты» у нас было чётко отработано и проверено в деле.
Ревун пропел «отбой», сдали оружие, привели немного в порядок одежду. Но позавтракать в то утро нам так и не удалось. Опять волна за волной шли на столицу самолёты и одна за другой уходили в небо ракеты. Наверное, это был самый выматывающий бой за всю мою службу там.
Час к десяти всё стихло. Ни самолётов в небе, ни ракет на пусковых: расстреляли весь боекомплект. Ракетчики начали технику с позиций в заросли отводить, ведь пусковая установка – лакомый кусочек для авиации. Мы, охрана, опять помогаем. Управились с рассредоточением. Бегу к ротному за указаниями (наш старлей в госпитале с малярией лежал, и я, сержант, замкомвзвода, его замещал). Только мы с ним разговор наладили, ревун голос подал. Боевая тревога, уж какая за день. А ракет нет. Вдруг подбегает запыхавшийся дежурный по дивизиону.
- Товарищ капитан, вас срочно вызывает командир полка.
- Что случилось?
- Вертолёты!
- Какие ещё вертолёты, где?
- Там, - дежурный тычет рукой в сторону.
- Влево двести, над лесом.
Да, действительно, отчётливо видны десантные машины с двумя винтами. Характерный силуэт, ни с чем не спутать. Капитан первым приходит в себя;
- Рота, в ружьё! Получить в оружейке все цинки с патронами, штыки примкнуть. Взводам занять оборону согласно боевому расписанию. Я – в штаб и назад. Выполняйте!
Опять у нас за спиной автоматы, в руках – подсумки с рожками и цинки с патронами, а на голове – стальные шлемы. Вся картина немного комична. Потому что воинское снаряжение в руках штатских людей (мы все – в одинаковых костюмчиках от Министерства обороны) выглядит по меньшей мере странно. Но смеяться нам некогда. Дело принимает серьёзный оборот. И хотя мы теоретически готовы к борьбе с диверсантами и немало пота пролили, уничтожая мифические десанты на учениях с боевой стрельбой, как ещё всё получится в реальной жизни?
Наши ракетные батареи занимали позицию, которая, если смотреть сверху, напоминали полукруг, где прямая диаметра была тылом, а половинка окружности – фронтом. Правый фланг прикрывал лес, нашей границей слева был сбегавший с гор и терявшийся на покрытом редким кустарником заболоченном лугу ручей, неширокий, но топкий. Прерывистая цепочка окопов и траншей тянулась от ручья вдоль фронта позиции и обрывалась метров за пятьстот-семьсот от леса. С юга нас подпирали сопки, где были спрятаны КП, штаб, казарма, склады и прочие постройки, всё это хозяйство было обнесено несколькими рядами колючей проволоки. Были, конечно, и вышки, и грибки для часовых. Окопы вырыты только с фронта, потому что нападение со стороны леса и сопок считалось маловероятным. Правда, на правом фланге было несколько ложных позиций для пусковых установок, с высокой обваловкой. Их, как и остальную территорию полка, бомбили систематически, после чего мы их восстанавливали. При случае эту обваловку можно было использовать для отражения атаки. Похоже, случай настал.
Центром обороны считался первый взвод в окопах, слева его поддерживал второй взвод, частично прикрытый от нападения ручьём. Правый фланг в сторону леса держал третий взвод.
Перебираюсь от одной обвалки к другой, под их защитой лежат три отделения моего взвода, и краем глаза наблюдаю за вертолётами. С них падают точки, расцвечивая небо куполами. Десант, теперь и ёжику ясно. По чью душу, тоже понятно. Достали-таки мы их. Пара вертолётов, закончив выброску, отрывается от общего строя и, зависнув, метров с пятисот открывает огонь. Пулемётные очереди ложатся где-то за нами.
Капитан яростно накручивает ручку телефона: «Первый, ваша цель – ближняя к нам пара вертолётов. Огонь!» И потом мне: «Огонь по парашютистам в воздухе!» Мы бьём по десанту, дальность великовата. Тем не менее видим, как ветер сносит в нашу сторону несколько безжизненно повисших на стропах фигур. Первый взвод подал отогнал атакующую пару вертолётов, но они успели сделать своё дело: за нашей спиной чадят два подожжённых «ЗИЛа». Небо очистилось, нет ни вертолётов, ни парашютистов. Быстро пробегаю по отделениям. Все живы-живёхоньки, но увлеклись стрельбой, много патронов пожгли. Докладываю капитану. Он спрашивает:
- Ты сколько вертолётов насчитал?
- Двенадцать.
- А я – четырнадцать. Если брать по двадцать-двадцать пять человек на вертолёт, то у них 300-400 наберётся. У нас в роте, конечно, поменьше народу, зато укрытия есть, да и штаб обещал людьми помочь.
Прошло ещё минут 15-20, американцы молчат. У нас пискнул телефон, капитан схватил трубку.
- Товарищ капитан (я рядом и прекрасно слышу голос командира первого взвода. – Прим.), идут на меня.
- Сколько их?
- Около сотни, пока не стреляют.
- Значит, начали всё-таки с тебя. Ладно, сейчас буду.
Капитан скатывается вниз, на край капонира, бросает мне:
- Действуй по обстановке, тёзка, связь по телефону.
Опять звонок. По голосу узнаю Мишку, сержанта из первого взвода.
- Товарищ капитан, командир взвода убит.
- Ротный к вам побежал, - ору я в трубку, - держись, шахтёр!
Мелкий кустарник и высокая трава (косили её постоянно, но всё равно она тут же опять вымахивала в человеческий рост) мешают видеть картину боя. Но слышно хорошо. Глухо работают «калашниковы», резче и звонче звук от американских автоматических винтовок. Гляжу на своих подчинённых, на своих друзей. Насупились, примолкли. Переживают. А солнце уже почти в зените, и нестерпимо мучит жажда.
Стихают выстрелы, всё реже и реже раздаются очереди. Наверное, там дело идёт к концу. Верчу головой, пытаюсь хоть что-нибудь разглядеть, но без успеха. Наконец, сзади из капонира раздаётся голос ротного. Спускаюсь вниз, вижу: капитан подмогу привёл, группу ракетчиков человек в пятнадцать с карабинами. Вообще-то мне СКС нравился, я из него много стрелял, но скорострельность у него маловата. Всё равно усиление огневой мощи, а ведь у меня ещё и ДШК во взводе. Ротный распределяет прибывших, я развожу их по отделениям и возвращаюсь к капитану.
- Плохо там, Шура, - помрачнел капитан, - очень плохо. Атаку отбили, но потери большие. У ТЕХ наверняка снайпер работал, а может, и несколько. Командира взвода срезали сразу.
Он устало берёт мою флягу и делает несколько глотков.
Вдруг лес напротив нас оживает. Как губка, он выдавливает из себя группки людей, почти неразличимые на такой дальности. Они исчезают в траве, и только колыхание отклоняемых при движении высоких стеблей выдаёт направление. Дальность велика, да и цели самой мы толком не видим, а ОНИ –нас, поэтому обе стороны молчат. «В цепь разворачиваются», - прокомментировал капитан. Парашютистов ещё не видно, но капитан машет расчёту ДШК – давай! Короткая очередь для пристрелки, и длинное «дэх-дэх-дэх» в середину набегающей цепи. Волна ускоряет свой ход, и мы начинаем различать отдельные фигуры атакующих, а затем и всю цепь.
Поправляю сползающую на лоб каску, задерживаю дыхание и жму на спусковой. Автомат отвечает длинной очередью, ствол скачет вверх. Какофония звук оглушает. Бьёт ДШК, трещат СКСы и АКМы, повизгивают американские автоматические винтовки. Пропускаю все звуки мимо себя, весь мир сузился для меня до размеров этой проклятой цепи. Дёргается и падает очередная фигура, я стреляю, стреляю, стреляю…
Цепь останавливается, немного не дойдя до «колючки», топчется у препятствия и начинает пятиться. Мы не преследуем, людей у нас маловато, но продолжаем садить вслед тающим в траве десантникам. Мой взвод, только что отбивший атаку десанта, лежит пластом под защитой обваловки: кого-то от напряжения не держат ноги, кто-то уже не поднимется никогда. Впервые в жизни они стреляли в людей. И старались не промазать. Перебегаю от одного к другом, толкаю, трясу за плечи. Жив, жив, убит, ранен… Откуда-то приходит мысль: «Нам же сегодня уезжать…» Возвращаюсь, совершенно ошалевший от увиденного. Капитан безуспешно пытается раскурить очередную сигарету.
- Потери?
- Четверо убитых, десять раненых, половина – легко.
- Наблюдатели?
- Трое, по одному человеку на отделение.
- Сейчас здесь будут врач и фельдшер, разберутся с ранеными. Ты сам медик, помоги. Оставишь здесь тех, кто в состоянии держать оружие, остальных – в санчасть. Собери гранаты и патроны у… погибших. Держи оборону, я – в первый взвод. Связь по телефону.
Наблюдатель докладывает, что на опушке леса опять какая-то возня. Мы в напряжённом ожидании, но напрасно – противника не видно. Трель свистка, ещё свисток, ОНИ открывают огонь. На этот раз объектом атаки опять становится первый взвод. Из-за травы мы не различаем фигур десантников, и всё-таки я даю команду открыть огонь из ДШК и карабинов им во фланг. Трава – не лес, кого-нибудь наши пули всё равно достанут.
Коричневая коробка полевого телефона рядом со мной снова пищит. В трубке голос капитана:
- Оставь там раненых, всех остальных вместе с ДШК – в первый взвод. Пулей!
Мы мчимся на выручку первому взводу и ныряем в первые попавшиеся окопчики. Пристраиваюсь поудобнее рядом с Мишкой и начинаю стрелять. Даю несколько коротких очередей и вдруг чувствую, что мой АКМ не отвечает уже привычной дрожью. Отвожу затвор. Патронник пуст, пуст и рожок. Достаю из подсумка снаряженный магазин, он у меня последний. Но и он кончается так же быстро. А парашютисты уже совсем рядом, валят колья с колючей проволокой, пытаясь проделать проходы. Мы с Мишкой глядим друг на друга.
- Чё, соловей курский, дадим стране угля? Пойдём в штыки?
- Покажем, как лава садится, шахтёр чумазый.
Выбора нет. Не сидеть же без патронов и ждать, когда тебе шею свернут. Сбрасываю тяжёлый от пота и грязи и сковывающий движения гражданский пиджачишко. Вымахиваем на бруствер и ныряем в гущу боя. Прямо на нас несутся два мордоворота в касках и камуфляже. Успеваю разглядеть на шее цепочку с солдатским жетоном, белки глаз на покрытом разводами то ли грязи, то ли краски лице. С размаха бью ближайшего ко мне прикладом в голову и едва успеваю поднять автомат для защиты. От страшного удара лопается рожок и сводит пальцы. Потом меня начинают топтать ногами. Пытаюсь защитить затылок. Удар, ещё один, и проваливаюсь в темноту…
Очухался только в конце мая, в подмосковном госпитале. Диагноз – травма черепа и перелом семи рёбер, ну и ещё кое-что по мелочи. Спасибо военным врачам, мог запросто уйти на тот свет, не попрощавшись.
Позже ребята рассказали, как закончился тот бой. Парашютисты разметали остатки первого взвода и прорвались, дошли до автопарка и штаба. Там их охрана из карабинов и положила всех. До рукопашной уже не дошло. Ну а нас, «дембелей», убитых, раненых и целых, в тот же день самолётом в Москву отправили. Летели через Дели и Ташкент. Жаль, не довелось посмотреть, в школе бредил Индией, а теперь, наверное, и не увижу.
Нашего ротного наградили, получил орден «Красного Знамени» и досрочно майора. Потом в академию его забрали. Посмертно награди командира первого взвода – то же орден, да ещё троим ребятам дали «За боевые заслуги». А у меня даже и документов нет, что воевал. Пробовал в военкомате «права качать». Военкоматовские начальники долго со мной и разговаривать не захотели, но всё-таки запрос в Москву послали. А потом вызвали к военкому и сказали, что не время те дела вспоминать…
От роты половина осталась, а нас, апрельских «дембелей» - человек двадцать. Ясное дело, к праздникам всегда поздравления друг другу посылаем. А встречаюсь я только с Мишкой, он в Прокопьевске на шахте начальником участка работает.
"Солдат удачи" (российское издание), №1, 2003 г.
Тридцать лет назад, в декабре 1972 г., для того, чтобы заставить руководство Северного Вьетнама занять более уступчивую позицию на мирных переговорах в Париже, около 200 бомбардировщиков В-52 двенадцать дней подряд бомбили крупнейшие города ДРВ Ханой и Хайфон, сбросив на них 70 тысяч тонн бомб. Эта операция называлась «Linbacker 2». Ей предшествовала «Linbacker 1», проведённая в мае-июне того же года.
Десятки американских самолётов были сбиты ПВО ДРВ. Сейчас известно то, что многие годы скрывалось: у пультов управления ракетными установками и радарами сидели советские военнослужащие. Далеко не все эпизоды той войны стали достоянием гласности. О прямом столкновении советских и американских военнослужащих рассказывает Александр Тынянов, проходивший службу в составе воинской части, которая охраняла позиции ракетчиков.
Алесандр Тынянов
Во Вьетнаме я оказался, можно сказать, случайно. В армию меня взяли сразу после медучилища, попал в «учебку». Учился на радиооператора, работал и ключом, и на датчике, скорость приличная у меня была. По выпуску дали две лычки и оставили командиром отделения.
Дело к весне шло, почти год отслужили, и вдруг меня в строевую часть вызывают и предписание в руки дают: явиться в штаб, кабинет такой-то. За столом полковник и капитан, оба в кителях с голубыми петлицами. Я доложил, как положено, они предложили присесть, попросили биографию рассказать. А мен особо-то и рассказывать нечего: родился… учился… не имею, не был, владею со словарём и так далее в том же духе. Полковник слушал внимательно, не перебивая, а потом прямо в лоб: «Командование и комсомольская организация части рекомендуют вас, Александр Георгиевич, в загранкомандировку в братскую страну, которая отражает империалистическую агрессию. Наша помощь там очень нужна. Как, согласны? Может, вам нужно время подумать? Говорите, не стесняйтесь». «А что здесь думать, - говорю, - если надо, так надо. Согласен.»
Потом перевели в другую часть. Началась суетная жизнь: инструктаж у одного начальника, беседа у другого, комиссии разные, анкеты. Но скоро кутерьма эта закончилась. Переодели в «гражданку» - одинаковые такие костюмчики, кроме того, выдали панаму и шорты и самолётом отправили на Дальний Восток. Через пару дней – ещё один перелёт, и оказались мы в столице ДРВ Ханое. Затем до своей «точки» ещё несколько часов тряслись на машинах.
Воздушные налёты авиации США на Северный Вьетнам официально были прекращены гада за четыре до того, как я туда попал. Но в действительности они продолжались, хотя и нерегулярно: украдкой, с разных направлений, в расчёте на внезапность. Наша ракетная часть стояла километрах в ста к северу от Ханоя, но относительно ровном куске тамошней горно-лесисто-болотной местности. Нам повезло, мы прибыли на всё готовенькое, а вот мужики, которые там базу разворачивали с самого начала, они пОтом и и кровью полили позиции.
О том, как им жилось, живо напоминала «Ленкомната», больше похожая на комнату боевой славы. Вся была завалена обломками сбитых самолётов. Мне больше всего запомнился трофей из НАЗа сбитого американского лётчика. На большом куске материи был отпечатан текст на нескольких языках, в том числе и на русском, на китайском, примерно такого содержания: «Я – гражданин Соединённых Штатов Америки. Во имя гуманности прошу вас сообщить о моём местонахождении в ближайшее правительственное американское учреждение. Ваше человеколюбие будет вознаграждено». Текст сопровождался картинками, видимо для тех, кто не мог бы прочесть эту ахинею на родном языке по причине неграмотности. На первой был изображён американский лётчик с грустным лицом, на следующей – он в окружении крестьян в широкополых шляпах. Затем лётчик и крестьяне у дома, на котором полощется американский флаг. Наконец, на последней картинке улыбающиеся крестьяне сжимают в руках пачки денег.
Не знаю, удалось ли хоть одному америкосу при помощи этой бредятины спасти свою жизнь. Замполит нам рассказывал, что местные крестьяне, особенно в начале войны, не очень-то жаловали сбитых лётчиков. Если рядом не были никого из местного начальства, то на месте приземления их зачастую ждала смерть. Или от пуль (всё население носило оружие), или просто забивали мотыгами. Американских лётчиков там ненавидели, и они заслужили эту ненависть.
Меня распределили в роту охраны. Хотя и я, и другие ребята вполне могли работать в составе боевых расчётов. Но не довелось. Неделя в карауле, неделя отдыха – и так по кругу. Нас, правда, ещё местные крестьяне прикрывали. Они патрулировали окрестности и по ночам на дорогах засады устраивали, но всё-таки больше на себя надеялись. Был и план обороны позиций, ведь на Юге шли ожесточённые бои. Нас регулярно пичкали вводными: то нападение на пост, то диверсионная группа пытается прорваться, то ещё что-нибудь. Короче, расслабляться не давали.
В том году (1972) сильнейшие налёты были в начале лета, потом затихло, самолёты появлялись изредка. А вот вторая половина вспоминается мне настоящим кошмаром. Налёты на столицу продолжались почти две недели, с утра до вечера, ночью, каждый день. Вьетнамская столица находилась в низине, и лётчики старались разбомбить речные дамбы и водохранилища вокруг города, чтобы затопить его.
Наши ракетчики буквально валились с ног от усталости, едва успевали пополнять боекомплект и обслуживать технику. А америкосы всё пёрли и пёрли. Их самолёты подкрадывались с севера: ловкий приём, вряд ли кто будет ждать налёта с той стороны. Но тот, кто выбирал позиции для наших ракетных батарей, тоже был не лыком шит и учёл такую возможность. Кроме того, была чётко отработана тактика засад. Выгоняли ночью машины с пусковыми установками куда-нибудь подальше в джунгли, маскировали технику ветками. Чтобы раньше времени не обнаружили, аппаратуру на излучение не включали, а разведку и постановщиков помех пропускали беспрепятственно. А когда появлялась основная группа бомбардировщиков, аппаратуру мгновенно врубали, снимали данные о целях и… в «яблочко». Пускали несколько ракет, и мигом на новое место, чтобы не попасть под удар. Так и кочевали по горам, как тачанки Будённого. В общем, были мы американцам как кость в горле. Но и нам доставалось, потери от бомбёжек были.
Новый 1973 г. встретили по-домашнему, с Дедом Морозом и Снегурочкой. Политотдел постарался, хотя какой это праздник – без русского мороза и снега, когда в липкой ночи комары пищат.
Прошло ещё три месяца. Ротный объявил перед строем, что скоро прибывает замена и 22 апреля мы уезжаем в столицу, в тот же день самолётом летим в Союз. После этого мы засобирались, хотя солдату и собирать-то особо нечего. Фотографии кое-какие, нехитрые гостинцы домой: веер, ракушки, дюралевый портсигар, сделанный местными жителями из обломков сбитого американского самолёта. Ходим, считаем дни. Осталось десять дней, три, два, один. Вечером накануне отъезда нам ужин прощальный устроили, почти вся часть собралась, письма передают – всё быстрей дойдут, чем через посольство.
Командир выступил, поблагодарил за службу. После него замполит речь двинул, да такую, что чуть до слёз не дошло: «бдительные защитники неба вьетнамской столицы», «с честью выполнили интернациональный долг»», ну и дальше в том же духе. Мы сидим, слушаем, а сами никак поверить не можем, что завтра – уже ДОМОЙ! В ту ночь, последнюю в далёкой азиатской стране, долго не мог заснуть. Только задремал – и вдруг ревун: боевая тревога!
Продираю глаза: ну, блин, подарочек по случаю дня рождения дедушки Ленина. Ребята попрыгали с кроватей, шустро одеваются, не скупясь на комментарии по поводу наглого супостата. Начистились, нагладились, и вот тебе. Лёгкий, постепенно переходящий в рёв гул, потом хлопок – отбойные газы многотонным бичом хлестнули по плитам. Первая пошла. Опять гул: стартует очередная. Пусковые отработали, спешим на помощь ракетчикам. Взаимодействие по линии «охрана-расчёты» у нас было чётко отработано и проверено в деле.
Ревун пропел «отбой», сдали оружие, привели немного в порядок одежду. Но позавтракать в то утро нам так и не удалось. Опять волна за волной шли на столицу самолёты и одна за другой уходили в небо ракеты. Наверное, это был самый выматывающий бой за всю мою службу там.
Час к десяти всё стихло. Ни самолётов в небе, ни ракет на пусковых: расстреляли весь боекомплект. Ракетчики начали технику с позиций в заросли отводить, ведь пусковая установка – лакомый кусочек для авиации. Мы, охрана, опять помогаем. Управились с рассредоточением. Бегу к ротному за указаниями (наш старлей в госпитале с малярией лежал, и я, сержант, замкомвзвода, его замещал). Только мы с ним разговор наладили, ревун голос подал. Боевая тревога, уж какая за день. А ракет нет. Вдруг подбегает запыхавшийся дежурный по дивизиону.
- Товарищ капитан, вас срочно вызывает командир полка.
- Что случилось?
- Вертолёты!
- Какие ещё вертолёты, где?
- Там, - дежурный тычет рукой в сторону.
- Влево двести, над лесом.
Да, действительно, отчётливо видны десантные машины с двумя винтами. Характерный силуэт, ни с чем не спутать. Капитан первым приходит в себя;
- Рота, в ружьё! Получить в оружейке все цинки с патронами, штыки примкнуть. Взводам занять оборону согласно боевому расписанию. Я – в штаб и назад. Выполняйте!
Опять у нас за спиной автоматы, в руках – подсумки с рожками и цинки с патронами, а на голове – стальные шлемы. Вся картина немного комична. Потому что воинское снаряжение в руках штатских людей (мы все – в одинаковых костюмчиках от Министерства обороны) выглядит по меньшей мере странно. Но смеяться нам некогда. Дело принимает серьёзный оборот. И хотя мы теоретически готовы к борьбе с диверсантами и немало пота пролили, уничтожая мифические десанты на учениях с боевой стрельбой, как ещё всё получится в реальной жизни?
Наши ракетные батареи занимали позицию, которая, если смотреть сверху, напоминали полукруг, где прямая диаметра была тылом, а половинка окружности – фронтом. Правый фланг прикрывал лес, нашей границей слева был сбегавший с гор и терявшийся на покрытом редким кустарником заболоченном лугу ручей, неширокий, но топкий. Прерывистая цепочка окопов и траншей тянулась от ручья вдоль фронта позиции и обрывалась метров за пятьстот-семьсот от леса. С юга нас подпирали сопки, где были спрятаны КП, штаб, казарма, склады и прочие постройки, всё это хозяйство было обнесено несколькими рядами колючей проволоки. Были, конечно, и вышки, и грибки для часовых. Окопы вырыты только с фронта, потому что нападение со стороны леса и сопок считалось маловероятным. Правда, на правом фланге было несколько ложных позиций для пусковых установок, с высокой обваловкой. Их, как и остальную территорию полка, бомбили систематически, после чего мы их восстанавливали. При случае эту обваловку можно было использовать для отражения атаки. Похоже, случай настал.
Центром обороны считался первый взвод в окопах, слева его поддерживал второй взвод, частично прикрытый от нападения ручьём. Правый фланг в сторону леса держал третий взвод.
Перебираюсь от одной обвалки к другой, под их защитой лежат три отделения моего взвода, и краем глаза наблюдаю за вертолётами. С них падают точки, расцвечивая небо куполами. Десант, теперь и ёжику ясно. По чью душу, тоже понятно. Достали-таки мы их. Пара вертолётов, закончив выброску, отрывается от общего строя и, зависнув, метров с пятисот открывает огонь. Пулемётные очереди ложатся где-то за нами.
Капитан яростно накручивает ручку телефона: «Первый, ваша цель – ближняя к нам пара вертолётов. Огонь!» И потом мне: «Огонь по парашютистам в воздухе!» Мы бьём по десанту, дальность великовата. Тем не менее видим, как ветер сносит в нашу сторону несколько безжизненно повисших на стропах фигур. Первый взвод подал отогнал атакующую пару вертолётов, но они успели сделать своё дело: за нашей спиной чадят два подожжённых «ЗИЛа». Небо очистилось, нет ни вертолётов, ни парашютистов. Быстро пробегаю по отделениям. Все живы-живёхоньки, но увлеклись стрельбой, много патронов пожгли. Докладываю капитану. Он спрашивает:
- Ты сколько вертолётов насчитал?
- Двенадцать.
- А я – четырнадцать. Если брать по двадцать-двадцать пять человек на вертолёт, то у них 300-400 наберётся. У нас в роте, конечно, поменьше народу, зато укрытия есть, да и штаб обещал людьми помочь.
Прошло ещё минут 15-20, американцы молчат. У нас пискнул телефон, капитан схватил трубку.
- Товарищ капитан (я рядом и прекрасно слышу голос командира первого взвода. – Прим.), идут на меня.
- Сколько их?
- Около сотни, пока не стреляют.
- Значит, начали всё-таки с тебя. Ладно, сейчас буду.
Капитан скатывается вниз, на край капонира, бросает мне:
- Действуй по обстановке, тёзка, связь по телефону.
Опять звонок. По голосу узнаю Мишку, сержанта из первого взвода.
- Товарищ капитан, командир взвода убит.
- Ротный к вам побежал, - ору я в трубку, - держись, шахтёр!
Мелкий кустарник и высокая трава (косили её постоянно, но всё равно она тут же опять вымахивала в человеческий рост) мешают видеть картину боя. Но слышно хорошо. Глухо работают «калашниковы», резче и звонче звук от американских автоматических винтовок. Гляжу на своих подчинённых, на своих друзей. Насупились, примолкли. Переживают. А солнце уже почти в зените, и нестерпимо мучит жажда.
Стихают выстрелы, всё реже и реже раздаются очереди. Наверное, там дело идёт к концу. Верчу головой, пытаюсь хоть что-нибудь разглядеть, но без успеха. Наконец, сзади из капонира раздаётся голос ротного. Спускаюсь вниз, вижу: капитан подмогу привёл, группу ракетчиков человек в пятнадцать с карабинами. Вообще-то мне СКС нравился, я из него много стрелял, но скорострельность у него маловата. Всё равно усиление огневой мощи, а ведь у меня ещё и ДШК во взводе. Ротный распределяет прибывших, я развожу их по отделениям и возвращаюсь к капитану.
- Плохо там, Шура, - помрачнел капитан, - очень плохо. Атаку отбили, но потери большие. У ТЕХ наверняка снайпер работал, а может, и несколько. Командира взвода срезали сразу.
Он устало берёт мою флягу и делает несколько глотков.
Вдруг лес напротив нас оживает. Как губка, он выдавливает из себя группки людей, почти неразличимые на такой дальности. Они исчезают в траве, и только колыхание отклоняемых при движении высоких стеблей выдаёт направление. Дальность велика, да и цели самой мы толком не видим, а ОНИ –нас, поэтому обе стороны молчат. «В цепь разворачиваются», - прокомментировал капитан. Парашютистов ещё не видно, но капитан машет расчёту ДШК – давай! Короткая очередь для пристрелки, и длинное «дэх-дэх-дэх» в середину набегающей цепи. Волна ускоряет свой ход, и мы начинаем различать отдельные фигуры атакующих, а затем и всю цепь.
Поправляю сползающую на лоб каску, задерживаю дыхание и жму на спусковой. Автомат отвечает длинной очередью, ствол скачет вверх. Какофония звук оглушает. Бьёт ДШК, трещат СКСы и АКМы, повизгивают американские автоматические винтовки. Пропускаю все звуки мимо себя, весь мир сузился для меня до размеров этой проклятой цепи. Дёргается и падает очередная фигура, я стреляю, стреляю, стреляю…
Цепь останавливается, немного не дойдя до «колючки», топчется у препятствия и начинает пятиться. Мы не преследуем, людей у нас маловато, но продолжаем садить вслед тающим в траве десантникам. Мой взвод, только что отбивший атаку десанта, лежит пластом под защитой обваловки: кого-то от напряжения не держат ноги, кто-то уже не поднимется никогда. Впервые в жизни они стреляли в людей. И старались не промазать. Перебегаю от одного к другом, толкаю, трясу за плечи. Жив, жив, убит, ранен… Откуда-то приходит мысль: «Нам же сегодня уезжать…» Возвращаюсь, совершенно ошалевший от увиденного. Капитан безуспешно пытается раскурить очередную сигарету.
- Потери?
- Четверо убитых, десять раненых, половина – легко.
- Наблюдатели?
- Трое, по одному человеку на отделение.
- Сейчас здесь будут врач и фельдшер, разберутся с ранеными. Ты сам медик, помоги. Оставишь здесь тех, кто в состоянии держать оружие, остальных – в санчасть. Собери гранаты и патроны у… погибших. Держи оборону, я – в первый взвод. Связь по телефону.
Наблюдатель докладывает, что на опушке леса опять какая-то возня. Мы в напряжённом ожидании, но напрасно – противника не видно. Трель свистка, ещё свисток, ОНИ открывают огонь. На этот раз объектом атаки опять становится первый взвод. Из-за травы мы не различаем фигур десантников, и всё-таки я даю команду открыть огонь из ДШК и карабинов им во фланг. Трава – не лес, кого-нибудь наши пули всё равно достанут.
Коричневая коробка полевого телефона рядом со мной снова пищит. В трубке голос капитана:
- Оставь там раненых, всех остальных вместе с ДШК – в первый взвод. Пулей!
Мы мчимся на выручку первому взводу и ныряем в первые попавшиеся окопчики. Пристраиваюсь поудобнее рядом с Мишкой и начинаю стрелять. Даю несколько коротких очередей и вдруг чувствую, что мой АКМ не отвечает уже привычной дрожью. Отвожу затвор. Патронник пуст, пуст и рожок. Достаю из подсумка снаряженный магазин, он у меня последний. Но и он кончается так же быстро. А парашютисты уже совсем рядом, валят колья с колючей проволокой, пытаясь проделать проходы. Мы с Мишкой глядим друг на друга.
- Чё, соловей курский, дадим стране угля? Пойдём в штыки?
- Покажем, как лава садится, шахтёр чумазый.
Выбора нет. Не сидеть же без патронов и ждать, когда тебе шею свернут. Сбрасываю тяжёлый от пота и грязи и сковывающий движения гражданский пиджачишко. Вымахиваем на бруствер и ныряем в гущу боя. Прямо на нас несутся два мордоворота в касках и камуфляже. Успеваю разглядеть на шее цепочку с солдатским жетоном, белки глаз на покрытом разводами то ли грязи, то ли краски лице. С размаха бью ближайшего ко мне прикладом в голову и едва успеваю поднять автомат для защиты. От страшного удара лопается рожок и сводит пальцы. Потом меня начинают топтать ногами. Пытаюсь защитить затылок. Удар, ещё один, и проваливаюсь в темноту…
Очухался только в конце мая, в подмосковном госпитале. Диагноз – травма черепа и перелом семи рёбер, ну и ещё кое-что по мелочи. Спасибо военным врачам, мог запросто уйти на тот свет, не попрощавшись.
Позже ребята рассказали, как закончился тот бой. Парашютисты разметали остатки первого взвода и прорвались, дошли до автопарка и штаба. Там их охрана из карабинов и положила всех. До рукопашной уже не дошло. Ну а нас, «дембелей», убитых, раненых и целых, в тот же день самолётом в Москву отправили. Летели через Дели и Ташкент. Жаль, не довелось посмотреть, в школе бредил Индией, а теперь, наверное, и не увижу.
Нашего ротного наградили, получил орден «Красного Знамени» и досрочно майора. Потом в академию его забрали. Посмертно награди командира первого взвода – то же орден, да ещё троим ребятам дали «За боевые заслуги». А у меня даже и документов нет, что воевал. Пробовал в военкомате «права качать». Военкоматовские начальники долго со мной и разговаривать не захотели, но всё-таки запрос в Москву послали. А потом вызвали к военкому и сказали, что не время те дела вспоминать…
От роты половина осталась, а нас, апрельских «дембелей» - человек двадцать. Ясное дело, к праздникам всегда поздравления друг другу посылаем. А встречаюсь я только с Мишкой, он в Прокопьевске на шахте начальником участка работает.
(привет М-Давиду 
![]:)](/fora/styles/default/xenforo/smilies/smilies_new/evilgreen.png "Evil ]:)")