Это они непосредственно шли в бой. Это благодаря их мужеству мы испытываем после Второй ливанской чувство горечи и стыда, но все-таки не позора. И самое главное – именно они, а не генералы шли в бой, а потому только с их помощью мы можем восстановить все детали той войны. Перед вами интервью с 20-летним Владимиром Резником, проведшим в те летние дни 2006 года десятки часов в сверхсовременном танке "Меркава-4" и имеющим полное право с легкой улыбкой повторить знаменитые слова Юрия Левитанского: "Ну что с того, что я там был?!"… И еще: вчитайтесь в это интервью – и вы поймете, что у нас есть все основания гордиться нашими сыновьями.
- Володя, как и когда вам сообщили о начале войны…
- О том, что в Ливане взяли в плен наших ребят, мы услышали, когда стояли в районе Иерихона. Затем была беседа с комбатом, в ходе которой он сказал, что армия готовится к какой-то крупной операции. Ну, а уже потом прозвучало сообщение о войне.
- И последовал приказ о входе в Ливан?
- Нет, сначала были объявлены боевые учения. Объявлены они были, кстати, в субботу и армейский раввинат дал специальное разрешение на их проведение. Поэтому, несмотря на субботу, в них участвовали и религиозные ребята… И тут начался, как говорят в Израиле, балаган: чтобы все танкисты приняли участие в учениях, нужно было заменить их у Иерихона резервистами. В один прием это сделать не получилось, вот и пришлось действовать следующим образом: часть батальона участвует в учениях, а другая следит за порядком в районе Иерихона, а потом мы меняемся местами. Само собой, это… несколько мешало нормальному ходу учений. К тому же за 2-3 дня вспомнить все оборудование, к которому ты не прикасался месяцами, довольно трудно. Наверное, все-таки учения следовало проводить почаще…
- Погоди. Что вы должны были вспоминать – вы же все время на танках! Ну, хорошо, стояли вы у Иерихона на танках…
- Нет. В том-то и дело, что в течение предшествовавших месяцев мы танков в глаза не видели – нас использовали как пехотинцев для охраны КПП.
- Ты серьезно?
- Абсолютно. Первые восемь месяцев в течение курса молодого бойца мы занимаемся только танками, ну а затем лишь время от времени возвращаемся на учения. Конечно, учения следует проводить чаще, чем они проводились до этой войны…
- Как прошли те, последние учения накануне боев?
- Нормально.
- Не было никаких осложнений? Вы выходили на войну уверенными в себе?
- А мы всегда абсолютно уверены в себе.
- Извини, но эта фраза звучит смешно – особенно, с учетом результатов этой войны.
- Может быть, она звучит смешно, но мы действительно были уверены в себе. И потом, эта уверенность возросла, когда стало известно, что мы будем воевать на новейшем танке "Меркава-4". Честно говоря, мы даже не думали, что нам дадут эти танки – некоторые эксперты считали, что в их конструкции есть серьезные недостатки, которые надо устранить прежде, чем пускать в бой. Но в конце концов их решили использовать, и они себя оправдали. Это сегодня – лучший танк в мире!
- Может, все-таки не будем повторять штампы нашей пропаганды?
- Причем тут штампы, если так оно и есть?! Если бы вы знали, как выглядит этот танк изнутри, каковы его возможности. И потом, в отличие от вас, я воевал на этом танке. А потому я могу подтвердить: это совершенно фантастический, лучший танк в мире! Кстати, вы знаете, что во время первой Ливанской войны в Ливан вошло 350 танков, а к моменту ее окончания на ходу осталось только около 30? Так что потери в технике во Второй ливанской войне и в самом деле можно считать незначительными…
- Ладно, не будем спорить. Что было, когда закончились учения?
- Нас перевели на одну из баз на Севере страны, здесь мы получили полный комплект боеприпасов, различные виды снарядов и стали готовиться к выходу.
- Всего было достаточно?
- Всего. Все, чему положено быть в танке, у нас было. Еда и питье тоже. На саму границу мы прибыли 23 июля и нам сказали, что этой ночью мы войдем в Ливан. Это был как раз день моего рождения.
- Как отметил?
- Здорово. Нет, в самом деле, было классно… Потом началось: этой ночью можете отдыхать, выходим утром. Утром: ждите приказа, в течение дня все прояснится… Так наше наступление откладывалось с одного дня на другой, и мы понимали, что все дело в том, что "там", на самом верху, что-то никак не сварится. В конце концов, я уехал на субботу домой, и мне позвонили, чтобы сказать, что я должен вернуться, так как мы точно входим в Ливан. Это было уже 28 июля…
- Откуда вы входили в Ливан?
- Со стороны Метулы. И почти сразу же наши танки были обстреляны противотанковыми ракетами.
- Ты хочешь сказать, из РПГ-7…
- Нет, снаряд из РПГ-7 – это и в самом деле ерунда, он "Меркаве" не страшен. На вооружении у "Хизбаллы" были куда более серьезные противотанковые средства, самым опасным из которых являются русские противотанковые ракеты "Корнет". Россия поставляет их Сирии, а из Сирии они попадают в руки "Хизбаллы". Так вот, тогда я впервые убедился в том, насколько хороша "Меркава-4". Первый наш танк террористы подбили у самой границы – вы, наверное, помните этот случай, так как этот танк потом целый день показывали по телевизору… Так вот, первый противотанковый снаряд попал в мотор этого танка. Затем по нему был выпущен еще один. Но из экипажа танка не пострадал ни один человек – все они благополучно вылезли через нижний люк, и пересели в прикрывший их сзади другой танк.
Потом ребята мне рассказывали, что первый снаряд они даже не почувствовали – им просто по рации сообщили, что у них горит мотор и надо уходить. А от взрыва второго снаряда их только слегка тряхнуло. Вот такой это танк! Хотя, конечно, если бы впереди наших танков не шли бы бульдозеры, трудно сказать, что бы от нас осталось. Я сам в первый раз вошел в Ливан очень ненадолго – в составе группы, которая должна была вытащить застрявший танк. А вот второй раз я оказался в Ливане в начале августа, и на этот раз мы были там довольно долго… А можно я вам немного расскажу о своем друге и командире Омере Вайсе?
- Разумеется.
- Омер – это один из лучших командиров и людей, которых я встречал в армии. Он был у нас замкомандира роты, а потом за две недели до войны его послали на курсы ротных командиров. Но когда началась война, Омер вернулся и заявил, что он готов, чтобы его отчислили с курсов, но в такое время хочет находиться в своей роте. Ему дали взвод, и под его командованием я с ребятами и прошел до конца войны. Для начала нам поручили доставить еду ребятам из бригады "Голани" – они сидели в ливанской деревне Хула совершенно без пищи. Мы вытащили из танка все ящики боеприпасов, оставили только 10-12 снарядов, а в свободное место загрузили воду и продукты. Мы благополучно добрались до Хулы, отдали парням из "Голани" продукты и уже начали возвращаться назад, когда по рации поступило сообщение, что на тот дом, в котором сидели наши ребята, напали террористы, их очень много и, если мы не придем к ним на помощь, все это подразделение будет уничтожено.
"Помогите нам, кто может!" - услышали мы по рации, и Вайс, не дожидаясь приказа, отдал команду всем нашим трем танкам поворачивать. А мы - без бульдозера и с неполным боекомплектом! Но раз Омер сказал, надо возвращаться. И вот его танк едет впереди, наш танк – за ним и еще один танк сзади. И я вижу, как Омер Вайс пытается ехать не по дороге, а вдоль нее, так как дорога может быть заминирована. А идет эта дорога, между прочим, вдоль обрыва и смотреть, как его танк все время заваливается на один бок, со стороны страшновато. К тому же, ты ведь едешь за ним след в след и тоже невольно заваливаешься. А вокруг нас стоит глубокая ночь… И вот мы в Хуле, которая, хотя и называется деревней, по израильским меркам вполне может сойти за город. Вайс сообщает нам, что вот-вот должны подлететь наши вертолеты, чтобы забрать раненых, а пока мы должны непрерывно стрелять всем, чем можем, чтобы не дать боевикам "Хизбаллы" подойти к дому, где находятся наши ребята. И мы начинаем стрелять. И по нам тоже начинают стрелять из окон домов. Нас спасло только то, что была ночь.
Мы-то с помощью наших приборов ночного видения ночью видим все не хуже, чем днем, а вот у боевиков с этим проблема. Но днем танк, как вы понимаете, представляет собой отличную мишень… Короче, под нашим огневым прикрытием вертолеты эвакуировали раненых и нам дали приказ как можно скорее отступать, так как террористы узнали, что посреди Хулы стоят три танка, и теперь бегут со всех сторон к нам, чтобы захватить нас в плен. Вайс погрузил в свой танк тела двух убитых солдат "Голани", в мой танк тоже взяли еще трех раненых, еще двух раненых погрузили в третий танк, и мы начали отходить. Как доехали до израильской территории не помню. Помню, что на самой границе, только вышли из танка, только начали выгружать раненых в уже ждущие нас амбулансы, как появилась целая свора журналистов и защелкала фотоаппаратами…
- Вы стреляли в Хуле по жилым домам?
- Да, конечно. Некоторые из них мы разрушили до основания…
- Ты не думаешь, что там могли быть мирные жители?
- Нет, не думаю. Все мирные жители из этой деревни ушли, остались только террористы…
- Страшно было, когда ты понял, что по вам ведут огонь практически прямой наводкой?
- Когда ты находишься в деле, тебе не страшно. Тебе просто некогда думать о страхе – ты испытываешь какое-то непрестанное возбуждение и думаешь о том, как лучше выполнить приказ. Страшно становится потом, когда начинаешь вспоминать и анализировать то, что было, и ты понимаешь, что то, что ты выжил, в сущности, самое настоящее чудо.
- Скажи, а с обычной человеческой трусостью тебе в те дни сталкиваться не приходилось?
- Нет. Никого из тех, кто воевал у меня перед глазами, я не могу назвать трусом. Скорее – наоборот.
- А как вели себя раненые? Кто-то плакал или бился в истерике?
- И этого не было. Хотя один парень неожиданно заявил, что у него – клаустрофобия, и что он предпочитает погибнуть на свежем воздухе, чем ехать в танке. Пришлось затаскивать его в танк силой. Через какое-то время он успокоился и признался, что и в самом деле ничего страшного нет.
- Когда ты вновь оказался в Ливане?
- Примерно через три дня после боя в Хуле. На этот раз мы зашли в Хулу вместе с пехотными частями резервистов и сидели в танке 70 часов. Разумеется, перед тем, как мы там появились, бульдозеры подготовили для нас позиции – такие огромные песчаные валы, за которыми совершенно не видно танков, в то время как стоящие за этими песчаными горами танки прекрасно видят все, что происходит впереди, с помощью перископов. Таким образом мы наблюдали за всем, что происходило в Хуле. Я лично засек одного террориста, получил приказ уничтожить его и сделал это, выпустив в него ракету. Попадание было прямым, и я видел в перископ его гибель. Должен сказать, что это нелегко – убить человека, даже если это – террорист. Когда я сказал ребятам, что у меня тяжко на душе и по ночам снятся кошмары, они начали на меня кричать, чтобы я не смел мучиться, так как, если бы я его не убил, он бы убил кого-нибудь из нас. Все это правильно, и все же… Потом мне доводилось еще убивать людей. Это было нелегко. Впрочем, если вы думаете, что легко 70 часов безвылазно просидеть в танке, то вы заблуждаетесь…
- Кстати, как вы решали проблему туалета?
- Для этого у нас были бутылки…
- А в случае большой нужды?
- На этот случай предусмотрены большие пакеты, но они никому из нас не понадобились: перед выходом на операцию врач дал нам "стопит" – специальные таблетки, вызывающие запор без всяких болей в животе… Но самое тяжелое, через что мне и всему нашему батальону пришлось пройти, безусловно, был знаменитый бой у деревни Салуки. Может, вы помните, что он произошел в последний день перед вступлением в силу соглашения о прекращении огня. Но еще за несколько дней до того нас вновь предупредили, что мы должны участвовать в крупной наземной операции, но время начала этой операции то и дело откладывалось. Один раз мы даже выступили с базы, пересекли ливанскую границу и… получили приказ вернуться назад. Похоже, опять там, на самом верху, никак не могли прийти к согласию, что же следует делать. Но тем временем те наши подразделения, которые были в Ливане уже почти дошли до Салуки, то есть углубились на ливанскую территорию больше, чем на 15 километров.
Наконец, мы получили приказ, пройдя через Салуки, выйти к Литани, и 12 августа ровно в полночь наш батальон вышел для выполнения этой задачи. К четырем утрам мы вышли к Салуки и остановились. В 11 утра мы получили приказ двигаться дальше, и сам этот приказ противоречил боевому уставу – танки не могут двигаться днем, так как в это время суток становятся слишком удобными мишенями. Но приказ есть приказ… Неожиданно мы получили сообщение о том, что по танку комбата выпустили "корнет". Ракета в танк не попала, но комбат получил осколочное ранение и больше не мог командовать. Командир первой роты принял на себя командование батальоном, и Вайс приказал нам двигаться дальше, непрерывно ведя огонь – чтобы подавить те огневые точки, с которых стреляли по танку комбата. Двигались мы колонной по дороге, тянущейся вдоль пропасти. Чтобы вы поняли, насколько это опасно, скажу, что видимости у водителей никакой, так как танки выпускают специальную дымовую завесу, а скорость танка составляет 50-60 километров в час… В какой-то момент Вайс отдал нам приказ остановиться, а водителю своего танка приказал резко подать назад. И в тот момент, как танк откатился назад, в скалу, точно напротив того места, где он стоял, врезался снаряд.
Каким образом Вайс почувствовал, что сбоку от танка находится террорист, который почти в упор, с расстояния в несколько метров собирается выпустить в него ракету, не знаю. Факт, что он это почувствовал, интуиция у него развита потрясающе… Террориста мы, разумеется, уничтожили, двинулись дальше, и вдруг я слышу приказ: как можно скорее прибыть на место, где должны были встретиться все танки. Одновременно нам велят развернуться цепью и открыть массированный огонь по всем объектам, находящимся в поле нашего зрения. Что происходит, я не понимаю, но приказ, естественно, выполняю. Что же именно произошло, до меня стало доходить только тогда, когда мы прибыли в назначенное место и я увидел… завернутые в пакеты три трупа. Все четверо погибших были моими друзьями. Всех я хорошо знал. Тем временем в вертолеты в страшной спешке грузились раненые – была опасность, что вертолеты тоже подобьют. И вокруг полно пехоты…
- Так что же произошло?
- Есть разные версии случившегося. По одной из них, подразделение НАХАЛа, которое должно было обеспечить прикрытие танков, продвинулось дальше, чем ему было приказано и в результате мы остались без прикрытия пехоты. После того, как комбат был ранен, командование, как я уже сказал, принял командир первой роты. Мы начали двигаться через мост, и в тот момент, когда через него перешли четыре танка, они взорвали мост. Оказавшиеся на той стороне, четыре танка оказались в ловушке. По танку нового комбата выпустили четыре "корнета" – у его экипажа не было никаких шансов выжить, но самое интересное, что водитель этого танка выжил. Он получил тяжелое ранение в глаза, но сейчас в полном порядке… Затем террористы подорвали еще один танк… В этот момент нам и приказали развернуться цепью и обеспечить прикрытие нашим танкам – после того, как мост рухнул, мы просто не могли немедленно подъехать к ребятам и помочь им.
Как потом бульдозеры по горным обрывистым дорогам вытаскивали подбитые танки и доставляли их в Израиль – это вообще совершенно особая история. Словом, неподалеку от того места где развернулся этот, последний бой Ливанской войны мы и заночевали. Кстати, с нами в танке было три резервиста, и у одного из них вот-вот должна была родиться дочка. Когда началась вся эта заваруха, он сказал: "Ребята, если выживем, я приглашу вас в самый крутой ресторан Тель-Авива отпраздновать день рождения дочери!"…
- Пригласил?
- Пригласил. Вообще, люди там были совершенно потрясающие и вели они себя тоже потрясающе… Да, так на чем я остановился? Значит, там мы заночевали, а посреди ночи приходит Омер Вайс и говорит, что мы должны выполнить великую заповедь – доставить наших мертвых домой, в Эрец-Исраэль. И вот это и было самое трудное, что до сих пор я делал в жизни. Было жарко, трупы уже начали разлагаться, и от них шел тяжелый запах. Я помогаю занести первый труп в танк и плачу. Тут один из резервистов тронул меня за плечо и сказал: "Отойди, пацан! Не нужно тебе этим заниматься…" Потом мы двинулись в путь – в нашем танке убитые, а в танке Вайса раненые… На повороте нас тряхнула, и один из трупов сдвинулся с места, и мешок, в который он был упакован, открылся… И снова на границе нас встречают журналисты, а когда мы начинаем выгружать тела, щелкают затворами.
И вот в этот момент у нас сдали нервы и мы бросились на них с кулаками. Один из нас даже схватился за оружие, но хорошо, что вовремя опомнился. Впрочем, вы тоже поймите: мы потеряли друзей, боль от всего происшедшего еще не притупилась, их семьи еще не знают об их гибели, а для кого-то все происходящее – что-то вроде забавного спектакля, который он спешит снять на пленку!..
- Что было дальше?
- Нам дали несколько часов отдыха, а затем мы снова вернулись в Ливан. К тому времени в силу вступило соглашение о прекращении огня. Мы двигались по дорогам, заполненным нашей боевой техникой; пробки были гигантские. А в танке стоял все тот же тяжелый запах. Он стоял долго – две недели, и никакие дезодоранты не могли его перебить…
- Как ты сам оцениваешь итоги этой войны – выиграли мы ее или проиграли?
- Я не чувствую, что мы ее выиграли, потому что мы не смогли вернуть пленных, не смогли полностью уничтожить боевой потенциал "Хизбаллы" и вдобавок понесли относительно большие потери. С другой стороны… Все, что нам было сказано занять, мы заняли, все, что приказано уничтожить – уничтожили. "Хизбалла" потеряла в этой войне примерно две трети своего личного состава…
- Велика важность – вместо погибших они наберут новых!
- Это как раз не так просто. Как нам объясняли, "Хизбалла" – это на самом деле самый сильный и умный враг из всех, с кем Израилю приходилось иметь дело до сих пор. Да, число боевиков в этой организации было относительно невелико – 5-6 тысяч человек. Но следует учитывать, что каждого своего боевика они начинают готовить с десятилетнего возраста – он проходит специальное обучение, затем его направляют на "стажировку" в Иран, и в 18 лет он уже виртуозно владеет различным оружием и представляет собой живую машину для уничтожения "живой силы и техники противника". Так как на подготовку каждого боевика у "Хизбаллы" уходят годы, то потеря 3-4 тысяч человек для нее очень существенна.
- Недавно в израильских СМИ писали, что благодаря показаниям Эльханана Тененбаума "Хизбалла" была прекрасно осведомлена о том, как именно мы собираемся воевать. У тебя тоже сложилось такое впечатление?
- Этот вопрос, наверное, правильнее задать какому-нибудь высокопоставленному офицеру, который мог оценивать ход войны с высоты своего положения. Но я знаю одно: "Хизбалла" готовилась к этой войне не один год. Это ясно хотя бы по тому числу минных полей, которые они заложили – за несколько месяцев, и, тем более дней, такая огромная работа не делается. Для этого и в самом деле нужны годы…
- Отдохнуть вам хоть дали?
- Пару дней. Затем мы стали восстанавливать и приводить в порядок танки и уже через две недели они снова были готовы к войне. Потом начались учения, и с тех пор одно учение следует за другим…
- Словом, явно готовимся к новой войне?
- Похоже, что так.
- И будем к ней готовы лучше, чем к предыдущей?
- Надеюсь, что да…