это про Су-7 так говорили
"Семерки" существенно отличались от привычных МиГов, а
отсутствие учебных машин и большой букет "детских болезней" еще очень сырого и не доведенного самолета потребовал огромных усилий от всех участников испытаний, по сути, являвшихся проверкой машины на "профпригодность".
Особенно досаждал помпаж двигателя и воздухозаборника, плохая приемистость АЛ-7Ф-1 и его небольшой ресурс в 25-50 часов (а реально и того меньше). В связи с этим, а также дефицитностью ТРДФ, на Су-7 руление с включенным двигателем не допускалось – на взлетную полосу самолет выкатывали тягачом и только там запускали двигатель, а после посадки самолет сруливал с ВПП и двигатель быстро выключали. На стоянку Су-7 возвращался также на буксире.
Кроме ресурса двигателей, Су-7 имел множество ограничений режимов полета, которые по мере испытаний не уменьшались, а, наоборот, увеличивались, грозя превратить фронтовой истребитель в маломаневренную машину, пригодную разве что для "полета по прямой".
Плотная компоновка и технологические лючки небольших размеров сильно затрудняли техническое обслуживание, а для доступа к ряду агрегатов порой приходилось снимать несколько других. Даже контровка многочисленных разъемов требовала известной ловкости, часто граничащей с изобретательностью.
Техники с иронией называли Су-7 "самолетом, самым безопасным в обслуживании зимой", с долей правды указывая, что в лючок можно засунуть руку с инструментом, только если снять перчатки, а поскольку в мороз металл примерзал к телу, то потерять что-либо или оставить в самолете было невозможно – инструмент крепко прихватывало к руке.
Тогда же и родилось известное изречение «Конструктор Сухой, самолет сырой, а техник мокрый». И дело заключалось не только в сложности самолета и его обслуживания, а также недостаточной квалификации техсостава – на этапе освоения производства нередко и заводские рабочие после бесплодных попыток затянуть недоступный болт или стык трубопровода откровенно халтурили, в результате чего случались поломки, аварии и катастрофы.
