Последний день Ливана
После вчерашней трагедии в Газе все, кому не лень, начали усиленно
муссировать Ливанский синдром и чем нам это светит. Не хочу про политику. Не буду. Не сегодня. Скоро 4 года со дня выхода из Ливана. Давно уже собирался описать эту ночь и вот собрался. Выход из Ливана - моя колокольня.
В принципе, из Ливана я не выходил, ибо там не был. Мы сидели на самом пограничном заборе - протяни руку и вот он, Ливан, но это был ещё Израиль. Ливан мы видели, слышали, чувствовали - но мы были ещё здесь. Ливан для нас ограничивался недолгими заездами в Ципорен, Цивони и для особо крутых - в Шакед. Ципорен был совсем рядом - соседний холм, но это был уже другой мир. Конечно, ни катюши ни минометы не делали особой разницы между нами и Ципореном но всё равно это было не то. Не могу сказать что нас это особо огорчало.
В определенный момент стало ясно что из Ливана мы выходим. Счёт уже был не на месяца, а на недели и дни. Всё вокруг ждало этого. Дикая активность Хизбаллы, вечные обстрелы, каждодневные убитые. И ко всему этому - лай в газетах и на телевидении, постоянные пикеты 4 матерей на перекрестках и опьяняющая пассивность смертника. В Ципорене начали строить специальную защитную сетку от противотанковыч ракет. "Зачем?" - удивлялись всё - "Ведь всё равно их скоро выведут". Сидели и считали дни. Естественно, не делали ничего - а зачем, если всё равно всё скоро разрушат. Ждали варваров. Ни у кого не было сомнений, что и наши дни на границе сочтены - какой идиот будет оставлять на расстоянии плевка от Хизбаллы ракетную батарею, способную в случае взрыва боезапаса разнести на мелкие кусочки всё живое в радиусе десятков километров.
В определенный момент всё начало разваливаться. Один за другим дезертировали Цадальники, эвакуировали базу в Бинт-Джбель. В какой-то день мы увидели как в Мис-эль-Джабель, прямо под нами, заходят Хизбалоны с автоматами. И никто не стрелял. Мы стояли и тихо смотрели. Мы чувствовали облегчение - наконец-то пришли варвары.
А потом я пошел на курсы. Курсы были на базе возле Хайфы, начинались в 8 и заканчивались в 3. В 3:20 я уже был дома. Это был совершенно другой мир. На эти курсах было 2 человека с нашей батареи - я и Офир. Мы призвались в один день, вместе учились, вместе служили все 3 года. Жили в одной комнате. Оба только месяц назад начали сверхсрочную на параллельных должностях - у него своя бригада техников, у меня - своя. Каждое утро мы встречались и спорили, выведут нас сегодня или нет. Проигравший ставил кофе. Каждый день звонили наши солдаты и жаловались на совершенно невозможную службу. Каждые три часа звонил командир батареи и предупреждал, чтобы там особо не расслаблялись - вот-вот начнется. А оно всё не начиналось. И мы каждый день шли домой, а они сидели в бункерах, спасаясь от катюш.
Шла уже вторая неделя курса. Вторник. Как обычно, в 3 я ввалился домой и на ходу скидывая ботинки рванул к холодильнику. Не успел - мобильник пронзительно задребезжал злобной трелью. На экране высветился номер батареи. У Рони, нашего комбата, был веселый голос. Слишком веселый. Выходим. Сегодня ночью. Через 3 часа Офир и я должны быть на батарее. Единственное, что Рони нам мог посоветовать -это ехать осторожно, потому что на шоссе постреливают.
Через 20 минут, уже с собранной сумкой, я был дома у Офира. Мы выпили кофе - Офир утром ставил на то, что сегодня не выведут и пошли ловить попутки навстречу приключению с очень туманным исходом. Мобильники разрывались от звонков - офицеры жаловались на наших замов, замы звонили жаловаться на жизнь, дураков командиров и отморозков солдат, причем и то и другое было правдой. Солдаты звонили требовать срочную очередь к психиатру. Во время разговора в трубке то и дело раздавались разрывы. Хотелось послать всех куда подальше и оставаться дома. А мы поймали попутку и ехали на север.
В-общем, сели в машину, едем. По дороге получаем сводки - это собрали, это выкинули, тому по мозгам надавали... Звонит Саня, мой зам. Минуты 3 матерится. Без остановки. Я его понимаю. Спрашиваю куда нас выкидывают. Саня говорит. Теперь уже я матерюсь. Офир сидит рядом, молча слушает. Кажется, начал понимать. Побледнел легонько. Значит, понял. Водитель наш вконец офигевший, но молчит - тут и ежу ясно, что мы из Ливана выходить едем. А водитель не еж, водитель новости слушает. В новостях истерика, мечутся все, готовятся. Огромный такой барак (с). На остановках, обочинах, тремпиадах стоят товарищи по несчастью - десантники, голани, танкисты. Ждут автобусов, голосуют - видно, не только нам выходить. Доехали до перекрестка Коах. Водителю прямо - в Кирьят Шмону, а нам налево, на серпантин. Автобусы там по определению не ходят, остается одно - голосовать. А уже темно, неуютно. И тишина. Напряженная, злая тишина... Машин практически нет. Стоим, ждем.
Наконец остановилась одна. До кибуца Ифтах. А от Ифтаха до нас еще километров 5 по пограничному шоссе. Если здесь машин мало, то там их совершенно не будет. А что делать? Втискиваемся в машину и начинаем ползти по серпантину. Вокруг темно, фонарей почти нет, машин тоже, вдалеке что-то взрывается. Водитель наш, старичок-киббуцник едет молча, задумчиво. И вдруг выдает: "Выходим, значит. Ну и слава богу". "Как?" - удивляюсь я - "Не страшно вам, что Хизболла у вас во дворе сидеть будет?". "Не страшно" - отвечает старичок - "мы до 82-го всегда так жили. Я в киббуце с 1948-го, и не такое видел. Солдат в Ливане жалко, вас жалко, а мы привыкшие. И вообше, я знаешь кто?" - и переходит на русский с жутким акцентом - "Я дезертир Красной Армии. До 1945 с немцами воевал, а потом хотели нас на Дальний Восток перебросить. А я удрал. Достаточно за русских повоевал, теперь свой народ защищать надо. И пробрался в Палестину. Вступил в Пальмах. Меня мало чем испугаешь".
Доехали до Ифтаха. Вышли из машини, ждем. Вокруг темнота - хоть глаз выколи. Электричество отключили. И у нас и в Ливане. Мгла. А в этой мгле то тут, то там вспышки. И разрывы. Артиллеристы в Ракефет надрываются, грохот - земля дрожит. А машин все нет и нет. А на батарею нужно позарез. До Манары 5 километров. Большая часть дороги идет по пограничному забору. Как утверждает Рони, там стреляют. Переглянулись мы с Офиром, одновременно грустно вздохнули. За 3 года начинаешь понимать друг друга без слов. Сумки перекидываются назад, автомат - вперед, на живот. Откинули приклады Глилонов, вставили обоймы. 35 патронов на каждого. Сладкая парочка Рембов. Офир предложил вогнать пулю в ствол. Я его послал, аргументируя тем, что нам в таком случае и Хизболла не нужна - наверняка друг друга пристрелим. Под гарантию. Офир грустно согласился. И послали нас и пошли мы. Прошли километра полтора, уже совсем рядом с Ракефет. А там ребята стреляют, земля дрожит. Интересно только, они по цели или так, наобум... Фары. Скрип тормозов. Дикий крик:"Стой, а то пристрелю !@ъ$%^&*!@ъ$%^&*!!!!". Слава богу, на иврите. Остановились. Армейский хаммер с 3 голанчиками. Как раз в Манару. Только в киббуц. Ну да ладно, нам больше и не надо, оттуда 5 минут пехом. Голанчики издёрганные, нервные. Высадили они нас возле ворот киббуца, а сами внутрь. А от ворот, мимо нашей батареи, до самого Ципорена сплошная вереница трейлеров. На некоторых уже техника стоит. Внизу, в Вади Салуки, танк надрывается - стреляет до одури, как заведённый. Несколько секунд - снаряд. Только отходишь от грохота - еще один. И темень вокруг. Рядом с вереницей трейлеров стоит парочка военных полицейских в своих белых фуражках. Офир при их виде совсем стушевался. Отказывается на батарею идти, и хоть тресни. Как выяснилось, он полицейских боялся - ну да оно и верно, мы ведь в рабочей форме вне базы разгуливаем. Вокруг земля дрожит, а его форма интересует. Убедил его, пошли наверх. Прошли мимо полицейских - они Офира еще больше чем он их перепугались.
Зашли на батарею. Вот тут как раз и начинается кино (с). Там бардак, все бегают, кричат, носятся, порядка никакого. Деятельности масса, производительности ноль. На всех бронежилеты, каски - одни мы без ничего. А вот и сам "рождённый хватом, слуга царю, отец солдатам" - командир батальона, подполковник Ш. Сволочь редкостная. Дебил еще больший. Далеко пойдет. Физиономия перекошена, морда бледная, в глазах страх. Ну, теперь ясно почему бардак. Ловлю Саню, понимаю что не все так хреново. Он почти всю работу уже сделал. Крут. Натягиваю бронежилет, ловлю своего командира и тащу его к радарам. Вдруг, со стороны Ципорена, вспышка. Треск пулемета. Мнгновенно упали. Никогда так быстро не падал. А из Ципорена уже пальба во все стороны. В нашу тоже. Лежим, а выше нас что-то свистит. Или не свистит, а со страху кажется. Не знаю, да и не важно это сейчас. Все равно, все кто был тогда на батарее, потом несколько месяцев взахлёб вспоминали, как по ним, да-да, именно по ним стреляли. Да, над ухом просвистело. Вот здесь. Или нет, повыше чуть-чуть. Отлежались, пока пальба успокоится, встали. Приехали водилы. В основном, милуимники и из всяких баз авиационных. Ни бронежилетов, ни касок. Закрылись в клубе (он же бункер), выходить отказываются. А канонада все сильней и сильней. И выстрелы то тут то там. Уже ничего и не слышно. Руки дрожат от страха и нервов, уши закладывает, не слышно ни черта. Только грохот, тьма и дикое желание оказаться где-то как можно дальше. Сбежать. Зашел в штаб. Позвонил куда-то. Снял каску, положил ее рядом на стол. Через 5 секунд каски не было. Ну и черт с ней. Наверное, кто-то из водителей украл. Ну раз ему в ней спокойней, то бог с ней. Выберемся отсюда, новую найду. Под утром наконец завели наши Риосы (старые, допотопные грузовики) и почапали. Унося все, что в силах взять. Выбрасывая все что не в силах. Вливаясь в вереницу таких же забитых, подавленных беженцев в форме. А внизу был танк в Вади Салуки и темный, мстительно молчащий Мис-эль-Джабель. Отступающая армия - жестокое, грустное зрелище. Такими мы были. Побитые, усталые, подавленные. Было стыдно...
Через час приехали на новое место. Почти всех трясло, некоторое ходили как сомнамбулы, у многих был понос. Поставили приборы и я отправил своих солдат спать. Потом, доделав вместе с Саней оставшуюся работу, заполз под радар (палатки еше не поставили) и заснул. Была среда. Израильская армия вышла из Ливана. Барак сдержал обещание. Только вот чувство было каким-то мерзким. В воскресенье мы с Офиром вернулись на курс. Командир курса отказывался принимать нас обратно - мы пропустили слишком много материала. У него был свой распорядок дня, про Ливан он лишь читал в газетах. Потом, правда, сломался. Такая вот была ночь. Точнее, такой я сумел ее описать. Полная стрельбы, страха, безысходности и унижения.
(С) Евгений Финкель
Публикуется с разрешения автора.
http://e-f.livejournal.com/47245.html
После вчерашней трагедии в Газе все, кому не лень, начали усиленно
муссировать Ливанский синдром и чем нам это светит. Не хочу про политику. Не буду. Не сегодня. Скоро 4 года со дня выхода из Ливана. Давно уже собирался описать эту ночь и вот собрался. Выход из Ливана - моя колокольня.
В принципе, из Ливана я не выходил, ибо там не был. Мы сидели на самом пограничном заборе - протяни руку и вот он, Ливан, но это был ещё Израиль. Ливан мы видели, слышали, чувствовали - но мы были ещё здесь. Ливан для нас ограничивался недолгими заездами в Ципорен, Цивони и для особо крутых - в Шакед. Ципорен был совсем рядом - соседний холм, но это был уже другой мир. Конечно, ни катюши ни минометы не делали особой разницы между нами и Ципореном но всё равно это было не то. Не могу сказать что нас это особо огорчало.
В определенный момент стало ясно что из Ливана мы выходим. Счёт уже был не на месяца, а на недели и дни. Всё вокруг ждало этого. Дикая активность Хизбаллы, вечные обстрелы, каждодневные убитые. И ко всему этому - лай в газетах и на телевидении, постоянные пикеты 4 матерей на перекрестках и опьяняющая пассивность смертника. В Ципорене начали строить специальную защитную сетку от противотанковыч ракет. "Зачем?" - удивлялись всё - "Ведь всё равно их скоро выведут". Сидели и считали дни. Естественно, не делали ничего - а зачем, если всё равно всё скоро разрушат. Ждали варваров. Ни у кого не было сомнений, что и наши дни на границе сочтены - какой идиот будет оставлять на расстоянии плевка от Хизбаллы ракетную батарею, способную в случае взрыва боезапаса разнести на мелкие кусочки всё живое в радиусе десятков километров.
В определенный момент всё начало разваливаться. Один за другим дезертировали Цадальники, эвакуировали базу в Бинт-Джбель. В какой-то день мы увидели как в Мис-эль-Джабель, прямо под нами, заходят Хизбалоны с автоматами. И никто не стрелял. Мы стояли и тихо смотрели. Мы чувствовали облегчение - наконец-то пришли варвары.
А потом я пошел на курсы. Курсы были на базе возле Хайфы, начинались в 8 и заканчивались в 3. В 3:20 я уже был дома. Это был совершенно другой мир. На эти курсах было 2 человека с нашей батареи - я и Офир. Мы призвались в один день, вместе учились, вместе служили все 3 года. Жили в одной комнате. Оба только месяц назад начали сверхсрочную на параллельных должностях - у него своя бригада техников, у меня - своя. Каждое утро мы встречались и спорили, выведут нас сегодня или нет. Проигравший ставил кофе. Каждый день звонили наши солдаты и жаловались на совершенно невозможную службу. Каждые три часа звонил командир батареи и предупреждал, чтобы там особо не расслаблялись - вот-вот начнется. А оно всё не начиналось. И мы каждый день шли домой, а они сидели в бункерах, спасаясь от катюш.
Шла уже вторая неделя курса. Вторник. Как обычно, в 3 я ввалился домой и на ходу скидывая ботинки рванул к холодильнику. Не успел - мобильник пронзительно задребезжал злобной трелью. На экране высветился номер батареи. У Рони, нашего комбата, был веселый голос. Слишком веселый. Выходим. Сегодня ночью. Через 3 часа Офир и я должны быть на батарее. Единственное, что Рони нам мог посоветовать -это ехать осторожно, потому что на шоссе постреливают.
Через 20 минут, уже с собранной сумкой, я был дома у Офира. Мы выпили кофе - Офир утром ставил на то, что сегодня не выведут и пошли ловить попутки навстречу приключению с очень туманным исходом. Мобильники разрывались от звонков - офицеры жаловались на наших замов, замы звонили жаловаться на жизнь, дураков командиров и отморозков солдат, причем и то и другое было правдой. Солдаты звонили требовать срочную очередь к психиатру. Во время разговора в трубке то и дело раздавались разрывы. Хотелось послать всех куда подальше и оставаться дома. А мы поймали попутку и ехали на север.
В-общем, сели в машину, едем. По дороге получаем сводки - это собрали, это выкинули, тому по мозгам надавали... Звонит Саня, мой зам. Минуты 3 матерится. Без остановки. Я его понимаю. Спрашиваю куда нас выкидывают. Саня говорит. Теперь уже я матерюсь. Офир сидит рядом, молча слушает. Кажется, начал понимать. Побледнел легонько. Значит, понял. Водитель наш вконец офигевший, но молчит - тут и ежу ясно, что мы из Ливана выходить едем. А водитель не еж, водитель новости слушает. В новостях истерика, мечутся все, готовятся. Огромный такой барак (с). На остановках, обочинах, тремпиадах стоят товарищи по несчастью - десантники, голани, танкисты. Ждут автобусов, голосуют - видно, не только нам выходить. Доехали до перекрестка Коах. Водителю прямо - в Кирьят Шмону, а нам налево, на серпантин. Автобусы там по определению не ходят, остается одно - голосовать. А уже темно, неуютно. И тишина. Напряженная, злая тишина... Машин практически нет. Стоим, ждем.
Наконец остановилась одна. До кибуца Ифтах. А от Ифтаха до нас еще километров 5 по пограничному шоссе. Если здесь машин мало, то там их совершенно не будет. А что делать? Втискиваемся в машину и начинаем ползти по серпантину. Вокруг темно, фонарей почти нет, машин тоже, вдалеке что-то взрывается. Водитель наш, старичок-киббуцник едет молча, задумчиво. И вдруг выдает: "Выходим, значит. Ну и слава богу". "Как?" - удивляюсь я - "Не страшно вам, что Хизболла у вас во дворе сидеть будет?". "Не страшно" - отвечает старичок - "мы до 82-го всегда так жили. Я в киббуце с 1948-го, и не такое видел. Солдат в Ливане жалко, вас жалко, а мы привыкшие. И вообше, я знаешь кто?" - и переходит на русский с жутким акцентом - "Я дезертир Красной Армии. До 1945 с немцами воевал, а потом хотели нас на Дальний Восток перебросить. А я удрал. Достаточно за русских повоевал, теперь свой народ защищать надо. И пробрался в Палестину. Вступил в Пальмах. Меня мало чем испугаешь".
Доехали до Ифтаха. Вышли из машини, ждем. Вокруг темнота - хоть глаз выколи. Электричество отключили. И у нас и в Ливане. Мгла. А в этой мгле то тут, то там вспышки. И разрывы. Артиллеристы в Ракефет надрываются, грохот - земля дрожит. А машин все нет и нет. А на батарею нужно позарез. До Манары 5 километров. Большая часть дороги идет по пограничному забору. Как утверждает Рони, там стреляют. Переглянулись мы с Офиром, одновременно грустно вздохнули. За 3 года начинаешь понимать друг друга без слов. Сумки перекидываются назад, автомат - вперед, на живот. Откинули приклады Глилонов, вставили обоймы. 35 патронов на каждого. Сладкая парочка Рембов. Офир предложил вогнать пулю в ствол. Я его послал, аргументируя тем, что нам в таком случае и Хизболла не нужна - наверняка друг друга пристрелим. Под гарантию. Офир грустно согласился. И послали нас и пошли мы. Прошли километра полтора, уже совсем рядом с Ракефет. А там ребята стреляют, земля дрожит. Интересно только, они по цели или так, наобум... Фары. Скрип тормозов. Дикий крик:"Стой, а то пристрелю !@ъ$%^&*!@ъ$%^&*!!!!". Слава богу, на иврите. Остановились. Армейский хаммер с 3 голанчиками. Как раз в Манару. Только в киббуц. Ну да ладно, нам больше и не надо, оттуда 5 минут пехом. Голанчики издёрганные, нервные. Высадили они нас возле ворот киббуца, а сами внутрь. А от ворот, мимо нашей батареи, до самого Ципорена сплошная вереница трейлеров. На некоторых уже техника стоит. Внизу, в Вади Салуки, танк надрывается - стреляет до одури, как заведённый. Несколько секунд - снаряд. Только отходишь от грохота - еще один. И темень вокруг. Рядом с вереницей трейлеров стоит парочка военных полицейских в своих белых фуражках. Офир при их виде совсем стушевался. Отказывается на батарею идти, и хоть тресни. Как выяснилось, он полицейских боялся - ну да оно и верно, мы ведь в рабочей форме вне базы разгуливаем. Вокруг земля дрожит, а его форма интересует. Убедил его, пошли наверх. Прошли мимо полицейских - они Офира еще больше чем он их перепугались.
Зашли на батарею. Вот тут как раз и начинается кино (с). Там бардак, все бегают, кричат, носятся, порядка никакого. Деятельности масса, производительности ноль. На всех бронежилеты, каски - одни мы без ничего. А вот и сам "рождённый хватом, слуга царю, отец солдатам" - командир батальона, подполковник Ш. Сволочь редкостная. Дебил еще больший. Далеко пойдет. Физиономия перекошена, морда бледная, в глазах страх. Ну, теперь ясно почему бардак. Ловлю Саню, понимаю что не все так хреново. Он почти всю работу уже сделал. Крут. Натягиваю бронежилет, ловлю своего командира и тащу его к радарам. Вдруг, со стороны Ципорена, вспышка. Треск пулемета. Мнгновенно упали. Никогда так быстро не падал. А из Ципорена уже пальба во все стороны. В нашу тоже. Лежим, а выше нас что-то свистит. Или не свистит, а со страху кажется. Не знаю, да и не важно это сейчас. Все равно, все кто был тогда на батарее, потом несколько месяцев взахлёб вспоминали, как по ним, да-да, именно по ним стреляли. Да, над ухом просвистело. Вот здесь. Или нет, повыше чуть-чуть. Отлежались, пока пальба успокоится, встали. Приехали водилы. В основном, милуимники и из всяких баз авиационных. Ни бронежилетов, ни касок. Закрылись в клубе (он же бункер), выходить отказываются. А канонада все сильней и сильней. И выстрелы то тут то там. Уже ничего и не слышно. Руки дрожат от страха и нервов, уши закладывает, не слышно ни черта. Только грохот, тьма и дикое желание оказаться где-то как можно дальше. Сбежать. Зашел в штаб. Позвонил куда-то. Снял каску, положил ее рядом на стол. Через 5 секунд каски не было. Ну и черт с ней. Наверное, кто-то из водителей украл. Ну раз ему в ней спокойней, то бог с ней. Выберемся отсюда, новую найду. Под утром наконец завели наши Риосы (старые, допотопные грузовики) и почапали. Унося все, что в силах взять. Выбрасывая все что не в силах. Вливаясь в вереницу таких же забитых, подавленных беженцев в форме. А внизу был танк в Вади Салуки и темный, мстительно молчащий Мис-эль-Джабель. Отступающая армия - жестокое, грустное зрелище. Такими мы были. Побитые, усталые, подавленные. Было стыдно...
Через час приехали на новое место. Почти всех трясло, некоторое ходили как сомнамбулы, у многих был понос. Поставили приборы и я отправил своих солдат спать. Потом, доделав вместе с Саней оставшуюся работу, заполз под радар (палатки еше не поставили) и заснул. Была среда. Израильская армия вышла из Ливана. Барак сдержал обещание. Только вот чувство было каким-то мерзким. В воскресенье мы с Офиром вернулись на курс. Командир курса отказывался принимать нас обратно - мы пропустили слишком много материала. У него был свой распорядок дня, про Ливан он лишь читал в газетах. Потом, правда, сломался. Такая вот была ночь. Точнее, такой я сумел ее описать. Полная стрельбы, страха, безысходности и унижения.
(С) Евгений Финкель
Публикуется с разрешения автора.
http://e-f.livejournal.com/47245.html